Владыка, закон о домашнем насилии вызывает массу вопросов. Очень интересно узнать Ваше мнение: когда Вы его прочитали, как Вы поняли, закон направлен на защиту семьи или на разрушение?
– Когда я познакомился с этим текстом, первое, что меня удивило: количество организаций, которые привлекаются, чтобы войти в распахнутые двери другой семьи. И у меня сразу вопрос: как можно сохранить семью, когда она становится доступна для такого количества людей? Это, конечно, вызывает тревогу.
Я прочитала, что такое же мнение высказал Патриарх – он выступил против принятия этого закона, и реакция в обществе такая: Патриарх против – значит, Церкви милее «Домострой».
– Нет, ни в коем случае. Что касается «Домостроя», то это социально-общественный документ XVI века, который не имеет под собой никакого религиозного обоснования. Он не введен в Церковь как основная книга, по которой выстраиваются домашние отношения. Ничего подобного.
Надо прямо сказать, что Церковь категорически осуждала и осуждает любое проявление насилия. Любое проявление агрессии по отношению к другому человеку – несомненный грех.
Церковь не только осуждала, но всегда противодействовала подобного рода насилию: мы можем найти множество примеров из житий святых, когда они ревностно и властно его останавливали. Что касается обсуждения этого закона, оно заключается не в том, что Церковь против защиты тех, кто подвергается домашнему насилию. Мы ставим под серьезное сомнение методы, которыми собираются его предотвращать: не станет ли методология, которую предлагают внедрить посредством этого закона возможностью не только усугубления, распространения, а еще и провоцирования насилия?
Сама внутренняя подоплека закона к этому очень хорошо располагает.
Валентина Ивановна Матвиенко, спикер Совета Федерации, считает, что этот закон укрепит семью, и сказала, что законодатели открыты к диалогу и ждут конструктивных предложений. У Вас было бы одно замечание (ограничить круг лиц, входящих в семью для решения этих вопросов), или Вы предложили бы что-то еще?
– Что еще меня удивило и с чем я совершенно не могу согласиться – это отсутствие презумпции невиновности человека, которого обвиняют в чем-либо. Сам закон предполагает некоторый нонсенс в процессуальном праве: достаточно, чтобы соседка на лестничной площадке услышала, что в семье теща говорит мужу своей дочери: «Ты всю жизнь ей испортил», а он отвечает: «Глаза б мои вас не видели» (или что-то подобное, как обычно бывает, когда разыгрывается внутренняя драма – например, кто вынесет мусор). Достаточно звонка этой соседки в соответствующие органы: ей кажется, что в этой семье происходит очень серьезный и жесткий конфликт. А завтра придут перечисленные люди, которые как бы имеют право участвовать в разбирательстве и, основываясь только на своих предположениях, сделают вывод: этот человек – действительно потенциальная угроза, нанес он ли какую-либо психологическую травму своей теще, которой очень резко ответил. Это вызывает очень много вопросов: не станет ли это, наоборот, методом разрушения семьи?
У меня возникли вопросы по определению психического страдания: приехавший полицейский должен определить вид психического страдания? Как Вы думаете, кто должен выносить вердикт, на самом деле это страдание или в семье что-то не то происходит?
– Совершенно верно. В том-то и вся проблема этого законопроекта – Вы справедливо задаете вопрос: кто же должен принимать решение?
Если это полицейский, который по очевидным признакам может сказать о каком-либо совершенном действии, – это один вопрос. Другое дело – какая-либо психологическая экспертиза состояния людей. Но ведь если сразу сделать исследование психоэмоционального состояния человека, находящегося в раздражении по какому-либо поводу (например, разбитой вазы, подаренной давным-давно), все что угодно может происходить с ним в этот момент.
Мы прекрасно понимаем, что судить по одному факту недостаточно. А крик из-за закрытой двери может для кого-то стать единственным фактом, который будет доказательством вины человека… Но ведь судить по этому факту нельзя. Например, мама говорит ребенку: «Выключай компьютер, нужно садиться делать уроки», а ребенок находится в состоянии «я не закончил последний уровень» – он уже большой, знает телефон омбудсмена, снимает трубку телефона и говорит: «Мне тут наносят психическое страдание, не дают закончить игру».
Конечно, если члены семьи говорят, что в семье есть негодяй, который поднимает руку на свою жену, на своих детей, это нужно решать незамедлительно. Я думаю, никакая мама не станет терпеть такого отношения своего мужа, любая здравомыслящая женщина, что называется, сразу начнет бить во все колокола – изо всех сил защищать жизнь свою и ребенка. Но это совершенно другая история.
Если мы говорим о законоприменении, то, на мой взгляд, сегодня нужно сделать все, чтобы уже существующие законы и правовые нормы по защите материнства и детства работали в первую очередь.
Я для себя в законе выделила несколько пунктов, с которыми абсолютно согласна. Что Вы для себя отметили?
– Положительный момент – в конечном итоге все сужается до сотрудника органа внутренних дел. Важно, что остается ответственность, которая возлагается на него. Собственно говоря, закон о полиции говорит: совершая то или иное действие, сотрудник полиции несет ответственность. Это положительно: тогда можно разобраться, что там было на самом деле.
С другой стороны, в силу разного рода несовершенств законодательства, мы понимаем, что возможен подлог из чьих-то мнений и интересов. Здесь трудно будет избежать коррупционных схем.
Я знаю, что Вы уже встречались с прихожанами, обсуждали этот вопрос. Что говорят люди?
– Они говорят, что не готовы открывать дверь перед всеми. Одна из прихожанок во время беседы сказала простые и понятные для меня слова: «Я очень хотела бы, чтобы ко мне приходили на помощь тогда, когда я зову. Если я понимаю, что сама могу разобраться с этой ситуацией, даже если мне или супругу приходится повышать голос (сейчас мы покричим, но потом обязательно найдем общий язык, просто таким образом нужно выйти нашим внутренним эмоциям), тогда я лучше сама разберусь. Я не хотела бы, чтобы на звук упавшей чашки прибегала целая толпа к моей двери, взламывала ее, входила в дом: «Что у вас здесь происходит? Нам показалось, что здесь что-то неладно»».
Нужно дать возможность людям, что называется, до последнего разобраться внутри своей семьи. Но вместе с тем быть внимательными к просьбам или разговорам тех, с кем мы общаемся. К примеру, когда женщина приходит к своей подруге и рассказывает о том, что происходит дома, подруга должна прежде всего поддержать ее сделать решительный шаг. Но если очевидно, что семью не сохранить, она уже давно разрушена, тогда нужно сделать шаги к тому, чтобы сохранить свою жизнь и жизнь своих детей.
Но из-за одного звука разбившейся чашки не стоит выламывать чужие двери.
Полагаю, наши слушатели поняли Вашу точку зрения, и, может быть, кого-то это сподвигнет прочитать закон, а не просто пройтись по верхам. Спасибо Вам большое. Ваше заключительное слово!
– Дорогие братья и сестры, ходите друг к другу в гости – и не ищите для этого специального повода. Если люди, с которыми вы дружите, вам дороги, если это ваши дети, друзья, соседи, найдите любую возможность общаться с ними на улице, во дворе, в подъезде собственного дома, переступать порог дома, когда вас зовут в гости. Никогда не говорите: «Некогда, не сейчас». Поверьте, когда знаешь, что за стеной у тебя друзья, то в нее можно постучать в самый сложный момент своей жизни, и тогда на пороге твоего дома при открытых дверях появятся твои друзья. Когда мы помогаем друг другу, Бог всегда помогает нам сохранять нас вместе. Пусть Его благословение пребывает с нами.
Записала:
Инна Золотовская
Источник: Православная газета